Народная дипломатия — инструмент для сильных.
Несколько дней назад министр иностранных дел Австрии Карин Кнайссль дала интервью российскому изданию «Коммерсант». На фоне многих сегодняшних западных политиков и экспертов госпожа министр производи впечатление на редкость разумного и адекватного в своих суждениях человека. Отдельно обращает на себя внимание в этой беседе такая деталь — Карин Кнайссль довольно последовательно отстаивает необходимость сохранения гуманитарных контактов и создания новых площадок для взаимодействия гражданского общества России и Австрии — по образцу российско-германского «Петербургского диалога» и российско-французского «Трианонского диалога». Несмотря на то, что российский интервьюер высказывает некоторые сомнения в эффективности этих форматов — а есть ли смысл во всех этих диалоговых площадках, если вот, например, на последнем «Петербургском диалоге» (главный межобщественных форум России и Германии) она (журналист) была лично, и видела, что немцы и русские там согласия между собой не находят.
Ваш автор на упомянутом форуме тоже была и участвует в нем не первый раз. И там, и на любых других подобных встречах проблемы возникают при обсуждении политических тем, тогда как по целому ряду других — из сферы культуры, бизнеса, науки, да и просто при обычном межчеловеческом общении никаких проблем обычные россияне и европейцы чаще всего не испытывают. Однако, когда на фоне сегодняшнего охлаждения отношений (которое, кстати говоря, тоже существует практически исключительно на уровне официальной политики, ангажированных экспертных сообществ и медийной истерии, а вовсе не среди обычных граждан), высказываются сомнения в полезности общественной дипломатии, это вызывает тревогу.
Недавно на заседании Зиновьевского клуба, посвященного роли дипломатии в XXI веке, я тоже стала свидетелем неожиданно бурной дискуссии о роли народной дипломатии — нужен ли вообще такой формат международного общения, кто вообще может или не может считать и называть себя народным дипломатом, могут ли какие-то силы использовать народную дипломатию для нанесения государству ущерба?
Это действительно важные вопросы, особенно сегодня, в эпоху гибридных и информационных войн. И на них необходимо ответить.
Например, официальная точка зрения российского МИДа здесь вполне однозначна — регулярно проходят мероприятия в поддержку народной дипломатии, приветствуется работа российских и международных организаций в этой сфере. Так, в прошлом году в своем приветствии, направленном в адрес конференции «Народная дипломатия и партнерство общественных организаций», министр иностранных дел России Сергей Лавров отметил: «В нынешней непростой ситуации в мировых делах народной дипломатии принадлежит особенная роль в деле продвижения положительной, объединительной, устремленной в будущее государственной повестке дня», на годовой пресс-конференции назвал прошедший в России чемпионат мира по футболу «триумфом народной дипломатии». Особые надежды возлагает ведомство на народную дипломатию в вопросе преодоления международной изоляции российского Крыма — так в 2017 году в отношении международного «Форума друзей Крыма» министр заявил: «Трудно переоценить роль народной дипломатии, призванной способствовать наращиванию контактов между людьми, стиранию старых и предотвращению появлению новых разделительных линий».
Понятно и то, что именно на фоне сложностей дипломатии официальной, когда контакты и обмен мнениями затруднены, форматы общественной дипломатии продолжают оставаться теми мостами, которые сохраняют возможности для общения. Потому что есть сферы, где политика не является главным поводом для этого общения, а порой даже скорее препятствует его нормальному развитию. В самые напряженные времена охлаждения и ухудшения отношений между странами могут продолжаться совместные проекты в сфере науки, культуры, бизнеса, спорта. Существуют и профессиональные общественные дипломаты — те, кто создают и поддерживают общественные площадки международного общения для встреч экспертов, политиков, ученых — тех, кто не является официальным представителем государства, но, тем не менее, влияет на информационную и политическую повестку своих стран.
Сегодня рассуждения об информационных войнах, вмешательствах и влияниях стали общим местом, доходя порой уже до абсурдных форм — когда, например, Россию обвиняют во вмешательствах во все и везде, хотя было бы лучше вспомнить, каким был объем вмешательств западных НГО во внутренние дела других стран, в том числе и на постсоветском пространстве. Тут у всех сторон возникает и отношение к народной дипломатии как к возможному «троянскому коню». Если не соглашаетесь во всем друг с другом, а зачем вообще общаетесь? А если сейчас пообщаетесь и станете жертвой чужого влияния и вам навяжут страшные чужие ценности?
Так могут ли эти форматы использоваться одним государством для нанесения ущерба другому? Конечно, тоже могут. Инструментом войны можно вообще сделать что угодно. Так, в свое время мы с коллегами одними из первых опубликовали работу о механизмах цветных революций и роли НГО в этих процессах — общественные организации далеко не агнцы, а те их них, кто имеют по настоящему серьезные бюджеты и работают транснационально могут по эффективности работы в смысловом поле далеко опережать иные государства. Но выход не в том, чтобы общественную дипломатию, как сферу общения гражданских обществ, демонизировать или ограничивать.
Ключевое слово здесь иммунитет. Сильный организм не нуждается в изоляции. Не нуждаются в ней и граждане страны, если у них существует сложившаяся картина мира, себя и своей страны в этом мире, свои сложившиеся представления о ценностях и приоритетах. Наоборот, чем меньше люди напрямую видят зарубежные страны, чем меньше они общаются с иностранцами, тем легче сделать для них что-то далекое иллюзорно привлекательным, или напротив, враждебным. Чем меньше опыта собственного общения с иностранными коллегами, тем проще стать жертвой чьих-то внешних поползновений «влиять» и «форматировать мнения».
И напротив, прямое общение с представителями другой стороны — это возможность донести свою позицию, свое мнение, и возможно, сломать чьи-то стереотипы о России или предвзятое отношение. Конечно, есть те, с кем бесполезно разговаривать, и кто мечтает, чтобы Россия оказалась полностью изолированной и исключенной из любого взаимодействия с миром. Но общественная дипломатия стремится говорить не с ними, а с теми, кто готов общаться с представителями России, российского гражданского общества. Которое тоже бывает очень разным.
Тут надо отдельно отметить, что как на Западе, так и в России есть давняя практика считать российским гражданским обществом исключительно такое, которое следует либеральным ценностям, однако это очевидно однобокий взгляд — и даже в последнем исследовании Центра Карнеги о гражданском обществе России признается существование независимого от государства «консервативного» гражданского общества (хотя автор и отказывает ему в полноценном статусе по причине следования ценностям, отличным от либеральных).
И дело даже не делении по признаку либерализма\консерватизма, это вообще в России довольно своеобразные координаты, с аналогичными западными мало совпадающие. Вообще почти все российские НГО, которые не занимаются открытым противостоянием собственному государству, постоянно подвергаются дискриминации за рубежом, их сразу зачисляют в «агенты Кремля». Вспоминается попавшая как-то в руки брошюра одного из европейских фондов, где к «кремлевским волкам в овечьей шкуре» были, видимо, чтобы уж не мелочиться, вообще все российские организации, хоть чем-то задействованные в сфере международной экспертизы и общественной дипломатии, включая Валдайский клуб, РСМД, СВОП, межстрановые диалоговые площадки и так далее. Из России? Да зачем вообще с вами разговаривать. И это печальный пример замыкания в собственной виртуальной реальности.
Для полноценных форматов общественной дипломатии как раз полезно, чтобы в них был представлен весь спектр гражданского общества участвующих стран, потому что если каждая из сторон будет разговаривать только с теми, с кем это удобнее, то всем будет очень приятно, но к пониманию реальной ситуации это никого не приведет.
Но, как мы видим, когда «милитаризируются» и становятся фронтами гибридной информационной войны практически все сферы международного взаимодействия, взвешенные формы международного общения начинают «вываливаться из формата», общаться начинают по принципу «свои со своими», там, где просто нужно выбрать «правильную» сторону, диалоги не нужны. Только надо ли этому радоваться? Наоборот — это одна из главных бед современного информационного и коммуникационного пространства, как в России, так и на Западе, примитивизирующая и в смысловом понимании обедняющая это пространство.
Информационная война является лишь частью общей «милитаризации» международных отношений, что характеризуется рядом экспертов как гибридная многомерная война, то есть фактически как использование всех доступных для международного взаимодействия сфер — это и экономика, и технологии, и спорт, и информация — как инструмента борьбы сил, конкурирующих в мировом масштабе. При этом, чем дальше заходит такое противостояние, и чем больше в нем отбрасываются существовавшие ранее правила, нормы и принципы взаимного уважения и ответственности за последствия, тем к более глубокому конфликту это ведет, расшатывая и до того предельно дестабилизированный мир.
В информационной войне нельзя победить, став лучшим игроком на этом поле манипуляций. Казалось бы, на первый взгляд, тому, кто подвергается нападению с помощью нечестных приемов, демонизации, двойных стандартов и откровенной лжи необходимо отбросить «джентльменство» и начать бить противника его же оружием. Но для России — это не путь, какие бы тактические выгоды он не сулил. Потому что те, кто занимается информационными боями без правил, становясь профессионалами, тем не менее, утрачивают в какой-то момент способность отличать объективную реальность от своих собственных пропагандистских конструктов. И через какое-то время оказываются в плену созданной, казалось бы, чисто в утилитарных целях, фальшивой и примитивизированной картины мира. В условиях того нестабильного и турбулентного мира, в котором оказались сегодня все мировые игроки, это грозит утратой способности здравых оценок происходящего, и как следствием — принятием ошибочных стратегических решений.
России не нужно учиться «троллить» и манипулировать информацией лучше соперников, российским дипломатам — осваивать язык демонстративного злорадства и язвительных твиттер-комментариев, а российским телеканалам — подавать информацию в стиле «пятиминуток ненависти» и упоения чужими проблемами. Единственный способ победить в информационной войне, а точнее, стать малоуязвимой мишенью для любых нападок — это иметь последовательную позицию, самим жить по декларируемым принципам, не давая никому поводов для обвинений в двойных стандартах и в том, что собирая чужие соринки, в своем глазу мы не видим бревна.
Это непросто, но если выбирать такой конструктивный путь, то народная дипломатия здесь не просто нужна, а крайне необходима, для донесения своих позиций не через официальные заявления, а через общение друг с другом, и не важно, общаются ли бизнесмены на деловой конференции, студенты во время учебных обменов или ученые на научном семинаре. Возвращаясь к интервью главы австрийского МИД — она призывает «не просто через Twitter или односторонние каналы коммуникации бросать друг другу что-то, а вслушиваться и развивать дипломатию визитов». И в отличие от официальной дипломатии, у дипломатии общественной, к счастью, куда больше возможностей идти по этому разумному пути.
Поэтому народная дипломатия в эпоху гибридной войны — это разумный инструмент для сильных и уверенных в себе стран и обществ. К числу которых должна относиться и Россия.
Маринэ Восканян
